Пифагорейский аргумент разумного замысла Вселенной и его критика. Статья 2: Пифагорейская стратегия физики
Буров А.В.,  Цвелик А.М.
DOI: 10.17212/2075-0862-2023-15.4.2-306-335
УДК: 113
Аннотация:

Со времен Галилея и Ньютона физика строилась как математическая дисциплина, ищущая свои аксиомы, законы природы посредством специально организованных экспериментов. Мотивация именно такого модуса познания природы была рассмотрена в первой статье этого цикла, в которой говорилось о христианском платонизме, пифагорейской вере отцов-основателей новоевропейской физики. Предлагаемая статья ставит цель выявить познавательную стратегию физики. Один из центральных вопросов в отношении физики состоит именно в том, каким образом она добывала свои аксиомы. Указания на эксперимент тут недостаточно; из экспериментальных фактов всегда можно сделать бесконечное число выводов. Гипотеза закона не выводится из экспериментов; напротив, она мотивирует и определяет их как наилучшие из возможных проверок именно этой гипотезы. Цель настоящей статьи – продемонстрировать на фактах, что стратегия поиска гипотез физических законов неизменно проистекала из того же источника, что и исходное credo матфизики. Эта стратегия основана на вере в математическую элегантность, высокую точность, универсальность и познаваемость искомых аксиом материи. Поиск гипотез неизменно велся на путях универсальных математических симметрий, эквивалентностей, инвариантностей, соответствий и аналогий, достаточно сложных для обеспечения разнообразия рассматриваемых явлений и одновременно достаточно простых для открытия.

Мы не являемся первыми, кто выставил это пифагорейское понимание физики. Эта идея, как и термин пифагорейская стратегия, была четверть века назад предложена и развита американо-израильским философом Марком Штайнером  в монографии The Applicability of Mathematics as a Philosophical Problem. Предлагаемая статья является свободным размышлением вослед этой блистательной и до сих пор во многом уникальной книге.

Пифагорейский аргумент разумного замысла Вселенной и его критика. Статья 1: Двойная структура пифагорейского аргумента
Буров А.В.,  Цвелик А.М.
DOI: 10.17212/2075-0862-2023-15.3.2-290-313
УДК: 113
Аннотация:

Предлагаемая статья открывает серию публикаций по проблеме особого характера фундаментальных физических законов, соединяющих в себе два противоположных качества. Будучи достаточно сложными для возможности тонкой настройки на жизнь, законы  в то же время достаточно просты для открываемости некоторыми живыми существами. Иными словами, законы допускают появление не просто живых существ, но еще и таких, что оказываются способными эти законы открывать. Как такое могло оказаться возможным?

На известные физические законы можно посмотреть как с логической, объективной, так и с исторической, субъективной точки зрения. С логической точки зрения достигнутые физикой успехи свидетельствуют об адекватности основных теорий, об их конформности ткани Вселенной самой по себе. Эта конформность принципиально отлична от подгонок достаточно сложных формул под факты типа тех, что реализованы алгоритмами Птолемея, Коперника или искусственного интеллекта. Подгонки описывают лишь то, что в них уже заложено, тогда как физические теории позволяют предсказывать еще не наблюдавшиеся феномены, о которых зачастую не подозревали даже сами авторы тех теорий. Эта предсказательная сила обязана тому же, что и недвусмысленная опровергаемость физических теорий (попперовская falsifi ability): простоте, универсальности, точности и полноте их математических принципов. Помимо этих качеств и помимо того, что фундаментальные физические законы обладают многочисленными симметриями, инвариантностями и эквивалентностями,  они еще и допускают то конструктивное богатство устойчивых материальных конфигураций, ту химию, что является необходимым условием жизни, как мы ее знаем. Исследования последних десятилетий показывают, насколько тонка настройка физических констант на указанное требование: даже малые изменения в их значениях сделали бы химический конструктор невозможным. Возникает резонный вопрос о причинах этих удивительных качеств Вселенной и отражающих их законов. Целесообразный, т. е. разумный, замысел Вселенной оказывается здесь не только напрашивающимся предположением, такая гипотеза представляется единственным выдерживающим критику ответом на вопрос о причине существования столь особенной пифагорейской вселенной. 

С другой же стороны, история науки свидетельствует, что вера в математическое совершенство устройства природы изначально лежит в основании новоевропейской физики, указывая как на возможность, так и на сакральность познания материи. Эта вера отчетливо просматривается в мировоззрении основоположников математической физики как особое, эмоционально насыщенное «пифагорейское credo», вариант христианского платонизма. Исходная презумпция совершенного замысла может не осознаваться массами научных сотрудников и философов, может частично или полностью отвергаться ими на словах, но это не отменяет ее статуса основания физики: никакого иного ответа на вопрос, почему познание Вселенной возможно и важно для человечества, не было и нет.

Обоснование предположения о разумном замысле как причине столь специфических законов природы, с одной стороны, а с другой – выявление и осмысление пифагорейского credo, придание ему статуса «метафизической рабочей гипотезы» вместе образуют двойную объективно-субъективную логическую структуру, обозначаемую авторами как «пифагорейский аргумент», что и представлено в настоящей статье.

Нереализованная идентичность
Юрченко Е.К.
DOI: 10.17212/2075-0862-2023-15.2.2-476-493
УДК: 1:316
Аннотация:

В статье рассмотрена нереализованная идентичность, которая выражается в невозможности субъекта актуализировать свою идентичность из-за внутренних комплексов или социальных прессов. Вначале выделены основные виды ошибок, которые могут приводить к ошибочным действиям и процессам. Эти процессы формируют нереализованную идентичность. Первая ошибка заключается в ошибочном понимании собственного естественного состояния и общественных ожиданий. В этом случае субъект не может соотнести свои способности, характеристики и функциональные свойства с реальностью. В связи с этим возникает тенденция к формированию лишь видимой целостности идентичности, которая легко может разрушиться. В итоге субъект лишается возможности полностью состояться как личность. Такой вид идентичности назван «несостоятельной» идентичностью. Вторая ошибка заключается в смещении восприятия на внешние факторы, не обращая внимания на внутренние переживания и установки. Таким образом, происходит замещение своих интересов, потребностей, желаний другими, которые взяты из окружения. Формируется замещенная идентичность, которая тоже не обладает свойством завершенности из-за недостатка системных связей между личностью и реальностью. Далее рассмотрены основные причины формирования нереализованной идентичности. Причины разделены на разные системы: глобальная, локально-социальная и индивидуальная. Таким образом, первой причиной обозначена глобализация. Её влияние охватывает все последующие системы. Глобализация ведет к размытию норм, дифференциации и разобщенности ценностей и взглядов. В следующую систему включены процессы воспитания внутри разных социальных институтов. Обозначены основные проблемы при воспитании и взрослении, которые влияют на формирования идентичности. На следующем уровне лежат субъективные искажения, комплексы и ошибки, которые ведут к нереализованности. В них входит неспособность к концентрации и принятию последствий выбора, связанные с недостатком ответственности; отрицание биологических детерминант и нарратива собственного существования, недостаток жизненных ресурсов.

Магический квадрат Лошу: регистр истины
Крушинский А.А.
DOI: 10.17212/2075-0862-2023-15.2.1-223-244
УДК: 165
Аннотация:

Древнейший в мировой истории магический квадрат 3×3, открытый/изобретенный в Древнем Китае и известный ныне под именем Лошу – 洛書 («Документ [из реки] Ло»), был наделен китайской традицией небывалым достоинством и помещен в самое сердце китайской мысли. Завораживающая геометрико-числовая образность Лошу, открытая для великого множества различных видений, когда прочтение-интерпретация становится завершающим моментом уже самого акта восприятия, превращает эту китайскую мандалу в настоящую ловушку для взгляда. Своей беспокоящей неотвязностью она напоминает магически притягательный Заир из одноименного рассказа Х.Л. Борхеса. 

Среди разнообразнейших ритуально-идеологических инструментализаций магического квадрата Лошу (от сакральной эмблемы космической гармонии до непременного реквизита геоманта) главенствующей является мобилизация этой эзотерической фигуры для арифметизации краеугольного камня всей китайской философии – принципиально невербализуемого дао. Кодирование дао числом 15 подкрепляется его опространствованием, так что в результате весь «Документ [из реки] Ло» предстает картой всевозможных траекторий дао на территории этого девятипольного квадрата. Причем совпадение (в числе 15) разносоставленных сумм предстает неисповедимым многообразием путей, ведущих к одной и той же цели – итоговому осуществлению дао.

В силу справедливости равенства 15=mod10 5 магическая сумма квадрата Лошу (Const15) непреложно, хотя и прикровенно (в виде пятерицы) центрирует собой всю конфигурацию Лошу. Эта сокровенность магической константы, отсутствующей на всем обозримом пространстве «Документа [из реки] Ло», адресует к потаенной «изнаночно-оборотной» стороне чисел Лошу, представляемой числом 10 (в его роли модуля сравнения в арифметике вычетов по модулю 10).

Судя по непосредственно зримой, «лицевой» части магического квадрата размерности 3, в нем разрешено считать только до девяти. Но уже отсутствующе-присутствующая магическая сумма (число 15), разрывая, казалось бы, безысходный круг арифметики вычетов, выводит на свет модуль сравнения (число 10) в качестве потаенной «истины» Лошу, только и придающей смысл всей девятиклеточной конструкции. Осознание этой истины – это первый шаг перехода в своего рода «регистр истины» данного экстраординарного гештальта.  Последующее подключение к нему проблематики, фокусируемой теоремой Пифагора, радикально расширяет «регистр истины» Лошу.   

Геометризированная арифметика магического квадрата Лошу, являющая собой уникальную пространственно-числовую фиксацию, казалось бы, принципиально необъективируемого дао (то есть соединяющая в себе, по видимости, несоединимое) знаменует успешно реализованную китайской традицией возможность парадоксального союза Гераклита с Пифагором.

Математика: становление, обоснование, разрешение кризиса
Розин В.М.
DOI: 10.17212/2075-0862-2023-15.1.2-372-387
УДК: 51:1
Аннотация:

В статье обсуждается ситуация, сложившаяся в настоящее время в математике, которая осмысляется как кризисная. Рассматриваются проблемы, позволяющие сделать подобный вывод: вопрос о научном статусе математики, возможности ее обоснования, мыслительной или опытной природе математики, времени ее формирования. Автор излагает результаты генезиса геометрии, обобщение которых позволяют утверждать, что математику, с одной стороны, можно считать своего рода эмпирической наукой, с другой – конструктивной научной дисциплиной, в которой на основе исходных идеальных объектов и знаний создаются более сложные идеальные объекты. Рассматриваются два разных понимания обоснования математики – общенаучное и Давида Гильберта. Рассматривается вопрос о том, что собой представляют парадоксы в науке, и каким образом они снимаются. Автор склоняется к мнению, что антиномии в математике не могут быть устранены в принципе. Делается вывод о том, что их источником является приписывание объектам математики несогласованных характеристик, что обусловлено самим строением математики. Дело в том, что конструирование идеальных объектов математики протекает под влиянием воздействий, принадлежащих, по меньшей мере, четырем областям: эмпирической области, описывая которую, математики создают исходные идеальные объекты и знания; области конструирования, на основе исходных, более сложных идеальных объектов; области геометрических доказательств теорем; области построения теории геометрии. Кроме того, рассматривается концепция обоснования математики Д. Гильберта, а также указывается, что существуют разные концепции обоснования математики. В конце статьи обсуждаются особенности современного кризиса математики и возможное направление его разрешения.    

Философия любви: аналитический подход Раджи Халвани
Дятлов И.И.
DOI: 10.17212/2075-0862-2022-14.2.2-283-301
УДК: 17.021.2
Аннотация:

Философия любви как субдисциплина моральной философии и истории философии проблематизирует те основания, на которых люди друг друга любят. В рамках философских дебатов вопрошаются не только источники любви, но и виды, типы любви. Соответствует ли какой-то источник определенному типу любви? В чём различия между тем, как мы любим своих родителей, и тем, как мы любим своих друзей? А чем кардинально различается романтическая любовь между двумя людьми с вышеуказанными типами? Философ из Чикаго Раджа Халвани вносит в эти дебаты двоякий вклад: и методологического, и содержательного характера. С одной стороны, его главное достижение в недавних дискуссиях заключается в строгом разделении феномена романтической любви на два типа: «романтическая любовь 1» и «романтическая любовь 2». Халвани исходит из того, что существующее недопонимание и недооценка аргументов в среде философов в немалой степени связаны с этой концептуальной путаницей – авторы просто говорят о различных феноменах. И если мы будем иметь в виду эту обоснованную разницу, наши споры станут более прозрачными. С другой стороны, профессор Халвани не предлагает концептуальных новшеств, но крайне интересным способом уточняет текущие дебаты по различным аспектам проблематики. Сюда относится дискуссия о содержании основных характеристик любви и о том, насколько это содержание выдерживает критику. Халвани уточняет такие ключевые, центральные концепты любви, как «постоянство», «эксклюзивность», «уникальность», «незаменимость». Особое внимание философ уделяет рассуждениям о том, каким образом мы можем применить существующие моральные теории к феномену любви. В заключении статьи автором предпринимается попытка свести взгляды философа на романтическую любовь в сводную таблицу.

Онтологические основания музыкального творчества
Макаров И.В.
DOI: 10.17212/2075-0862-2022-14.2.2-320-337
УДК: 111.1; 78.01
Аннотация:

В ряду классических искусств музыка всегда воспринималась как акциональный прорыв человека к пониманию Универсума. Музыкальный язык, рассматриваемый в качестве культурной универсалии, выступает основой интуитивного познания, проникновенно-прочувствованного взгляда на аксиологическое единство понятий Истины, Добра и Красоты. В статье предложен анализ становления основных философских концептов онтологической природы музыкального творчества в их исторической преемственности. В истории идей феномен музыкального творчества всегда воспринимался как особого рода откровение. В этом проявляется очевидная значимость эстетического подхода в понимании трансцендентного мира – объективированной связи человека с Онтосом. Современные теории универсального эволюционизма представляют развитие Вселенной как единый процесс на основе единства ее законов. Возможно, именно в наше время постижение сущности музыкального творчества открывает принципиально новую страницу в философском осмыслении многовековой истории музыки. Ключевым положением выступает идея об устремленности Мелоса к Логосу, тенденция перехода от частных теоретических построений и критических оценок к рассмотрению феноменологических оснований музыки, фундаментально представленных в работах А. Лосева и Т. Адорно. Отмечается, что в XX веке произошел очевидный всплеск формулирования обобщающих музыковедческих концепций, и именно в теориях XX столетия философия музыки получила качественно новые мировоззренческие основания для своей всесторонней интерпретации. В этом отношении изучение гносеологической природы музыкального творчества достигло, казалось бы, своей вершины. Вместе с тем опыт философского осмысления исследуемого круга проблем побуждает прийти к выводу о только еще наступающем моменте возможного понимания сущности музыкального искусства как особой когнитивной практики, раскрывающей потенциальность всесторонней реализации человеческого духа. Это оказывается возможным на методологической основе кумулятивного обобщения, с учетом религиозного, эстетического, культурологического, психологического, образовательно-художественного и иных подходов в постижении ценностной природы «звучащего мира».

Религиозный экстремизм как социально-культурный феномен: проблема онтологической границы
Долин В.А.
DOI: 10.17212/2075-0862-2022-14.2.2-395-410
УДК: 329.3
Аннотация:

Предметом статьи является проблема онтологической границы религиозного экстремизма как социально-культурного феномена. Методологической основой исследования выступает неклассическая языковая семантика Фреге – Рассела. В ее рамках для предмета мысли выделяются значение, смысл и знак. Эта методология дополняет деятельностный подход, преобладающий в изучении религиозного экстремизма. Подобная методологическая односторонность создает иллюзию схоластического характера исследуемой проблемы, когда научным результатом ожидаемо становится комментирование, уточнение и систематизация известного знания о религиозном экстремизме. В результате религиозный экстремизм рассматривается метафизически, как неизменный феномен, не имеющий пространственных и временных границ. Исследование проведено в два этапа. На первом выделены сущностные признаки религиозного экстремизма. Традиционная триада признаков «субъекты – сфера активности – способы реализации» дополнена четвертым – целью активности. На основании проведенного анализа религиозный экстремизм определяется как крайние действия религиозных элементов в политической жизни общества, нацеленные против структурных элементов и идеологии секулярного общества. В статье отвергаются положения о некритичном отождествлении с религиозным экстремизмом следующих общественных явлений: нарушение национального законодательства о свободе совести и о религиозных объединениях; религиозный фанатизм; религиозное сектантство; национализм. На втором этапе исследования осмыслены пространственные и временные границы религиозного экстремизма. В пространственном отношении религиозный экстремизм типичен как для постиндустриальных, так и для традиционных обществ второй половины ХХ – начала ХХI вв. В статье выдвинуты историко-религиозный и целевой аргументы против тезиса о вневременном характере существования религиозного экстремизма. На основании факта формирования секулярного общества на экономическом базисе индустриального общества со второй половины XIX века выделено четыре фактора возникновения религиозного экстремизма: секуляризация общественного сознания; десакрализация власти; инверсия насилия; ограниченная поддержка. В результате проведенного исследования преодолено метафизическое рассмотрение религиозного экстремизма как неизменного феномена и осуществлено углубление его концептуального понимания.

Мистика у Платона
Шевцов А.А.
DOI: 10.17212/2075-0862-2022-14.2.1-11-20
УДК: 141.131
Аннотация:

Автор рассматривает в статье тему мистики в творчестве Платона, начиная с понятия магии, и приходит к выводу о том, что современным учёным неизвестно действительное значение слова μαγεία/magia в том смысле, как его понимали древние греки. Однако при этом Платон считается тем философом, который заложил все основные понятия «мистики». Исходное древнегреческое определение «мистики», производное от греческого μυστικός, отличается от современного прочтения и напрямую связано с древнегреческими мистериями и культом богинь плодородия Деметры и Персефоны. Про мистерии известно очень мало, но очевидно, что для древних греков это был способ обрести бессмертие, некое действо, во время которого душа спускалась в нижний мир и возвращалась оттуда. Многие исследователи отмечают, что подобные путешествия души у греков чрезвычайно сходны с шаманскими. Но в работе автора речь идет об архаичных воззрениях, а не о том шаманизме, который описывает современная этнография. Важнейшей частью мистерий Платона было созерцание. Что именно созерцали мисты (участники мистерий), что им показывал верховный жрец, остаётся тайной. Однако Платон в диалоге «Государство» даёт урок, как раскрывать способность к такому созерцанию с помощью мимесис, или подражания. Это не просто внешнее театрализованное подражание, а именно вживание в то, что созерцается. Платон считал, что для настоящей мистерии не нужны актеры и храмы, она должна разворачиваться в созерцании, и поэтому для нее нужен только ты сам. Подтверждение этой мысли автор статьи находит в диалоге Сократа с Кефалом, который завершается мифом о путешествиях Эра в мир иной. Платон описывает эти путешествия таким образом, что его ученики, при желании, могут войти в состояние Эра и с помощью созерцательного подражания прожить все, что с ним происходило. Отмечается, что эти путешествия имеют сходство с шаманскими путешествиями души в нижние миры.

Свою статью автор завершает предположением, что Платон попытался создать в рамках своей школы разновидность мистерий для философа, желающего овладеть созерцанием.

Проблема войны в политической философии Ф. Бэкона
Мархинин В.В.
DOI: 10.17212/2075-0862-2022-14.2.1-21-43
УДК: 091
Аннотация:

В представленной ниже статье анализируются социально-философские взгляды Ф. Бэкона на проблемы войны. Вопрос о том, какое место занимают войны и, вообще, насилие в общественно-политической жизни, является одним из центральных для политической философии Бэкона. К соответствующим темам он обращается и как практик – юрист и бюрократ на службе английской короны, и как социальный мыслитель, анализирующий закономерности политической жизни государств. В своих работах Бэкон рассматривает насилие на двух уровнях анализа – как одну из универсальных практик, лежащих в основе отношений власти и политических институтов, и как элемент политической тактики в решении прикладных политических задач, таких как обеспечение внешнеполитического баланса сил, колониальной экспансии и контроля правительства над подвластными ему территориями и народами. На общетеоретическом уровне своих рассуждений Бэкон рассматривает насилие как одну из естественных предпосылок права и, вообще, социальности: насилие, в особенности, организованное вооруженное насилие, согласно его выводам, является фундаментальным фактором сплочения и упорядочения человеческих коллективов. Более скромное место военная сила занимает в решении повседневных задач государственной политики. Военные средства позволяют вывести из-под контроля враждебных государств те или иные ресурсы (земли, пути сообщения, население) и захватить их. Дальнейший контроль над этими ресурсами и их эксплуатация требуют иных, не силовых средств. В особенности это относится к захвату колоний: для овладения их землями нужна военная сила, а для извлечения из них выгод – мирное заселение, приобщение местных жителей к английским законам и обычаям и постепенная натурализация. Ради этой цели стоит отказаться от крайних, насильственных форм подавления чужих религий и от систематического террора как метода борьбы с враждебными лидерами местных сообществ. В своем исследовании войны на прикладном уровне Бэкон развивает предложенный Макиавелли прагматический подход, предполагающий выведение политики (и, в частности, войны) за пределы этических оценок. Рассматривая войну как инструмент в решении определенного класса задач, Бэкон отказывается не только от типичных для гуманистической традиции (Эразм, Т. Мор) морализирующих трактовок, но и от эстетизации войны в духе Макиавелли.