Идеи и Идеалы

В статье предлагается перейти от принципа объективности научного знания к реконструкции разных ситуаций производства знаний. Для этого сначала показывается, что этот принцип не работает в гуманитарных и социальных науках и частично перестал работать в естествознании (в области микро и макроявлений). Намечается схема генезиса принципа объективности (необходимость обоснования познания в естественных науках, предложения Канта и Юма). В качестве альтернативы принципу объективности предлагается реконструкция разных ситуаций производства знаний, содержащая два плана: включающий внешнюю позицию, в предположении, что мы знаем, как все было на самом деле, и заимствованную, в которой характеризуется концепция познания тех субъектов, которые подлежат анализу. Чтобы продемонстрировать логику этой реконструкции, рассматриваются несколько ситуаций производства нового знания: с использованием схем (работы Платона), представлений о мышлении (Аристотель), математики и эксперимента (Галилей), интерпретаций исследователя (З. Бауман). Обсуждаются критерии истинности и эффективности новых знаний, существенно различающиеся в естественных и гуманитарных науках. Для естественных наук ‒ математическое описание процессов и механизмов определенного природного явления, а также эксперимент, позволяющие рассчитывать и прогнозировать, создавать инженерные сооружения. Для гуманитарных ‒ истолкование явления, обеспечивающее его понимание и использование в определенных аудиториях. Поскольку социальные науки ориентированны на решение сразу двух задач: расчет и прогноз социальных процессов и осмысление социальных акторов, инициировавших эти процессы и действующих в них, постольку в социальных науках критерии истинности и эффективности частично совпадают с указанными здесь критериями естественных наук, частично с критериями наук гуманитарных.

В статье раскрываются параллели между феноменологической концепцией жизненного мира у Э. Гуссерля и М. Мерло-Понти и натуралистической эпистемологией Герхарда Фоллмера, где одним из центральных является понятие мезокосмоса («мира средних размеров»). Такое сопоставление напрашивается, поскольку понятия жизненного мира и мезокосмоса довольно близки по содержанию, ведь оба они отсылают к человекоразмерному срезу нашего опыта мира, к нашей естественной позиции в мире. Тем не менее отмечается, что эти понятия далеко не тождественны. У Гуссерля жизненный мир тематизируется как мир донаучного опыта, предшествующий естественнонаучным идеализациям. У Мерло-Понти это прежде всего мир перцептивного опыта, в котором я участвую не как субъект культуры, а как анонимный субъект восприятия, как живое воспринимающее тело. Оба философа призывают осуществить возврат к жизненному миру как почве естественнонаучных идеализаций, с тем чтобы преодолеть кризис, к которому привело излишнее доверие к естественнонаучному познанию и «объективирующему мышлению». В свою очередь, Г. Фоллмер трактует мезокосмос как «мир средних размеров», который мы можем успешно познавать в силу эволюционной адаптации наших познавательных способностей. Это наша «экологическая ниша». Но если Гуссерль и Мерло-Понти призывают нас вернуться к этой «колыбели человечества» с тем, чтобы укорениться в ней, то Фоллмер подчеркивает, что мы не привязаны к нашей экологической нише и можем расширять наше познание как в направлении микромира, так и в направлении «мира больших масштабов». Этот процесс он называет объективированием и деантропоформизацией нашей картины мира. Отмечено, что именно такова, с его точки зрения, основная тенденция естественнонаучного познания в его истории, что подкрепляется и воззрениями некоторых выдающихся ученых XX в.

В статье рассмотрены наиболее общие предпосылки создания новой модели экологической картины мира, отличающейся всесторонностью и полнотой охвата различных аспектов исследования отношений человека и природы. Для ее формирования предложено использовать экологический вариант мировоззренческо-методологической платформы, названной автором «постхолизм». Отмечено, что она способна паритетно согласовать единое, целое, многое и единичное, единственное (в том числе) в экологических отношениях человека, общества и природы. Это позволяет устранить методологические недостатки редукции к единичному (меризм), к целому (холизм), к единому (единоцентризм) мировоззренческих ориентаций человека в природе натуро-, антропо- (социо-), техно-, теоцентризма. Важными инструментами конструирования картины мира экоцентризма явились такие категории философии, как «реальность», «действительность», «бытие», «инобытие», «небытие», «сущее», «природа», «материя», «физическое», «метафизическое», «духовное». Они были уточнены и соотнесены с последними достижениями квантовой физики, астрофизики, космологии, а также отрефлексированы, исходя из вненаучных представлений древних культур и религий. Кратко обоснованы не только физические, но и метафизические особенности природы и человека. Природа представлена на различных уровнях физической организации (микромира, макромира и мегамира) и вне физических измерений. Эти измерения предположительно и заключают в себе «метафизическое» содержание природы. В них допускается объективное «духовное» универсума, обожествляемое человеком. При этом не исключается пантеистическое наличие метафизической трансценденции, оцениваемой как «небытие», «ничто» для реальности человека внутри природы. Сам человек позиционируется как единое целое физического и духовного бытия, служащее подобием Единого Целого природы. В заключении дан перечень основных экологических инвариантов картины мира в сравнении с предлагаемой картиной мира экологизированного постхолизма − экоцентризма, на преимуществах которой сделан акцент. Универсум и квантово-полевая реальность наряду с Землей оказываются составляющими Всеединого Всецелого подлинного жилища − «экоса» человека. Указаны дальнейшие условия и перспективы непосредственной разработки данной модели.

Знание представлено как ценный стратегический ресурс. Сохранение  конкурентоспособности организации требует целенаправленного управления интеллектуальными ресурсами. Раскрыт статус неявного знания в реализации потенциала когнитивных стратегий управления. Показано, что каналами пополнения и распространения неявного знания являются социальные отношения и межличностные взаимодействия. Показана роль социального капитала в наращивании интеллектуального капитала. Обозначена роль технических и организационных инициатив в обеспечении комплексной инфраструктуры, используемой в процессах управления знанием. Раскрыта роль инициатив по управлению знанием, что усиливает конкурентную позицию организации, использующей знаниевые технологии и стратегии в процессах управления. «SWOT-анализ» интерпретирован как бизнес-стратегия, базирующаяся на знании сильных и слабых сторон организации, потенциала и рисков. Стратегия рассмотрена как балансирование на грани внешней среды (потенциала и рисков) и внутреннего потенциала организации. Внутренний потенциал организации, который охарактеризован как ресурсный подход, базируется на ресурсах и способностях организации, находящейся в отношениях конкуренции. Приведены основные вопросы «SWOT-анализа». Его роль заключена в том, что он способствует повышению эффективности существующей инфраструктуры, согласованию знаний и бизнес-стратегии компании, ее адаптации на рынке. Значимость метода «SWOT-анализа» для оценки рынка и собственной позиции компании на нем оценена как высокая, что подтвержается значительным количеством публикаций на эту тему в разных отраслях деятельности за последние годы. Показана долгосрочность и устойчивость ресурсной стратегии, раскрыты её преимущества, специфика явления «возрастающей отдачи». Показано, что знания обеспечивают «возрастающую отдачу» лишь по мере их использования, что и демонстрируется «самоусиливающимся циклом».

В настоящей работе предпринимается попытка уточняющего рассмотрения скептической «диалектической стратегии», популярной среди современных историков философии, в отношении скепсиса Секста Эмпирика. Ключевые принципы стратегии состоят в принятии посылок оппонентов и использовании их против них самих. Мы предпринимаем анализ конкретного функционирования стратегии (в частности, на основе работ Р.Ла Салы), рассматривая 1) нормативные предпосылки, заимствуемые скептиками у догматиков, а также 2) конкретные способы их применения, влияющие на структуру трактатов Секста и последовательность аргументации. Нормативные посылки, используемые Секстом, касаются логических правил, правил обоснования (доказательства) и понимания вещей как они существуют «по природе», независимо от познающих агентов. Секст использует правила логики для построения корректных с точки зрения догматиков рассуждений, в частности применяя метод деления (диерезы) для выделения возможных вариантов мышления определенной проблемы, а также правила вывода. Далее рассматриваются посылки, касающиеся вещей «по природе», согласно которым вещи нужно мыслить как самотождественные, неизменные и поэтому не допускающие разногласия. Исходя из данной посылки, Секст показывает всё многообразие разногласий по каждому вопросу (тропы Энесидема) и констатирует, что познание не имеет места. В отношении правил обоснования Секст применяет тропы Агриппы и констатирует, что согласно понятиям догматиков ни одно доказательство истины не существует, поскольку нарушаются те или иные правила. В отношении метода, способа применения посылок догматиков против них самих мы рассматриваем логику повествования и аргументации Секста, показывая зависимость структуры трактатов от догматических теорий. В своих частных рассуждениях Секст использует метод разрушения оснований (sumperigra>fein), при котором он последовательно выдвигает аргументы против наиболее общих понятий и после демонстрации их несостоятельности переходит к критике зависимых, подчиненных понятий. Тем самым он последовательно разрушает наиболее общие основания, понятия догматических теорий и движется к частным.

Одним из основных вопросов философии науки с конца XX в. является проблема демаркации – отделения научного знания от метафизического. Для решения этого вопроса в рамках неопозитивизма был предложен критерий верифицируемости, согласно которому научное знание должно быть подтверждаемым опытным путем. Критика данного критерия в рамках постпозитивизма привела к формулированию критерия фальсифицируемости, согласно которому научная теория должна иметь возможность её практического опровержения. В статье приводится мысленный технический эксперимент и примеры из области истории естественных наук, которые не удовлетворяют критерию фальсифицируемости и, следовательно, должны быть объявлены метафизическими, однако такими не являются. Например, такими метафизическими понятиями ранее являлись понятия атома, электрона и «электрической материи» в физике и химии, понятия инфекции и гена в биологии. Такие ситуации возникают, когда за явлением скрывается какая-то действительно существующая глубинная причина, которая, однако, на данный момент не может быть обнаружена. Даже если эта причина является реальной, а понятие, её описывающее, впоследствии может обрести статус научного, то на данный момент они оба имеют метафизический статус. Таким образом, получается, что ни критерий верифицируемости, ни критерий фальсифицируемости не позволяют однозначно произвести демаркацию научного знания. Если критерий верифицируемости неоправданно расширяет круг научных теорий, включая в него ненаучные (например, теория «все розы красные», или «на море буря, потому что Нептун гневается»), то критерий фальсифицируемости, наоборот, сужает круг научных теорий, отвергая некоторые неопровержимые научные теории и положения, не удовлетворяющие ему. Сделан вывод, что ни критерий верифицируемости, ни критерий фальсифицируемости не могут однозначно отделить научное знание от метафизического.